Мент - Страница 54

…Перед опером Зверевым стояла традиционная для всех беглых задача: где найти надежное убежище? Он очень устал, и ему был нужен элементарный отдых. Все решения, сказал он себе, будем принимать завтра. А сейчас необходимо найти временную берлогу.

Зверев позвонил из очередного автомата своему агенту, с которым он работал накоротке, нигде не оформляя официально. Отношения с неформальным агентом у него сложились доверительные, и именно его квартиру Сашка решил использовать для ночлега. Лишь бы тот оказался в состоянии трезво мыслить — была у Косаря такая слабость, — водочки попить… К счастью, Косарь был дома и относительно трезв.

На частнике Зверев поехал через полгорода. У того же частника купил бутылку водки. Он откинулся в удобном сиденье семерки и прикрыл глаза. Машина со скрывающимся от своих коллег опером летела на север, на Гражданку. Вокруг лежал настороженный, враждебный теперь город.

Со стороны могло показаться, что Зверев спит.

Солнечное утро и чистый белый снег, покрывший землю за ночь, никак не соответствовали настроению и похмелью. Зверев поднялся со старой, расхлябанной раскладушки, на которой спал, мрачно осмотрел комнату: грязную, со скудной, разномастной мебелью, отклеивающимися обоями и трехрожковой люстрой из шестидесятых годов. Впрочем, тут многое было из той эпохи: магнитофон «Яуза», черно-белый телевизор «Волхов» и выгоревшая фотография Бриджит Бордо в открытом купальнике. И сам хозяин тоже был из шестидесятых. В ту пору Косарь был известным и удачливым вором… это теперь он стал старым алкоголиком из околокриминального мира. С больной печенью, не долеченным туберкулезом, артритом и беззубым ртом. Информацию он давал довольно редко, но когда давал — всегда качественную. Недавно Зверев взял из-под него двух гастролеров-разбойников из Сухуми.

Все эти мысли мелькнули у Сашки отстранение, периферийно. Он встал, прошел мимо спящего хозяина, мимо стола с пустыми бутылками и остатками простой холостяцкой закуски. Болела голова, во рту было сухо и омерзительно… В кухне он надолго приложился к носику старого чайника с отбитой эмалью. Вода с привкусом ржавчины текла по пищеводу, как сказочная живая вода.

Сашка поставил чайник на убогую двух-конфорочную плиту, подошел к окну. За стеклом лежал солнечный, ослепительно-снежный мир… в котором его уже искали. Молодая женщина в полушубке и яркой шали на голове везла саночки с малышом. Слой снега был тонким, полозья иногда чиркали по асфальту… малыш смеялся. Мать улыбалась. Заворочался и что-то прохрипел за стеной Косарь. Зверев отвернулся от окна, вышел в прихожую. Здесь на табуретке стоял новенький ярко-красный импортный телефон. С общим видом квартиры он никак не вязался — явно краденый. Странно, что Косарь его не пропил…

Зверев набрал номер. За вчерашний вечер и половину ночи он набирал его раз тридцать. Или сорок… Или… хрен его знает, сколько раз он набирал этот номер. Гудки. Бесконечные Длинные гудки.

— Суки! — громко выкрикнул Косарь. — Суки! Рвань!

Смеялся малыш в ярком желтом комбинезоне, на полу прихожей стояли ботинки хозяина хаты со стоптанными каблуками. Бежал куда-то таракан. Красный телефон выплевывал длинные гудки.

Бывший опер опустил трубку на рычаг. Гудки смолкли, но ничего от этого не изменилось. Сашка вернулся в комнату, закурил косаревский «Беломор» и некоторое время сидел молча. Синий дым стелился над грязной клеенкой… Селедочная голова смотрела дурными глазами. «Ну, за успехи по вымогалову!», — сказала голова и подмигнула Звереву. Сашка с ожесточением воткнул в нее беломорину.

Он встал и подошел к Косарю, потряс за татуированное плечо:

— Вставай, Михал Антоныч! Вставай, дело есть.

Косарь замычал, раскрыл мутные, в красных прожилках глаза, посмотрел непонимающе, бессмысленно.

— Вставай, петушок пропел давно.

— А? Что? — прошептал беззубый рот. — Ты что?

Косарь сел, свесил тощие ноги, выглядывающие из черных семейных трусов, почесал татуированную грудь.

— Тьфу ты! Выпить-то осталось?

Зверев поднес ему граненый стакан с остатками водки. Косарь обхватил его обеими руками, жадно выпил, сморщился.

— Сейчас, Михал Антоныч, съездишь в одно место, оставишь письмишко.

— Куда еще? Никуда я не поеду.

— Надо, дядя Миша. Очень надо, — проникновенно сказал Зверев. — Денег на такси дам, на пивко дам… Отвезешь маляву — и обратно. Очень нужно.

Кряхтя, ругаясь, старый вор начал собираться. Зверев быстро писал письмо Насте. В окно било солнце. Селедочная голова с султаном беломорины оскорбленно молчала. Бормотал что-то себе под нос Косарь.

Лысый, Кент и Слон провели ночь в изоляторе временного содержания на улице Каляева. Изолятор соединен со зданием ГУВД на Литейном сквозным закрытым проходом. Вот по этому коридорчику их и провели в ИВС, где разместили всех врозь в двухместных камерах. У Кента и Лысого соседями оказались агенты из платников. В воскресенье у обоих дома прошли обыски, которые, разумеется, ничего не дали. Каких-либо запрещенных к хранению предметов, денег или ценностей обнаружено не было. У Слона тоже провели обыск — для маскировки.

Пока Косаря не было — а не было его долго — Зверев позвонил Галкину. Семен был дома, судя по голосу — трезв. Сашке он обрадовался, как будто не виделись сто лет, хотя в пятницу половину дня провели вместе. Даже поругались маленько.

— Худо дело, Саня, — сказал Галкин. — Шестерка тобой интересуется.

Шестеркой он по-старинке назвал ОРБ.

— Я знаю, — ответил Зверев. — Что-нибудь конкретное есть?